В Англии XVIII века развязка шекспировского "Короля Лира" считалась слишком мрачной, и ей предпочитали дурацкую адаптацию с фальшивым хэппи-эндом. Для Москвы XXI века оригинал, похоже, недостаточно мрачен. На днях я побывал на знаменитой постановке "Лир" прославленного режиссера Льва Додина.

Однако все намеки на добро в этой трагедии - даже самые слабые и иллюзорные - были из нее изъяты. Персонажи, обычно изображаемые хорошими, стали плохими, привычные злодеи оказались не такими однозначными, но не настолько хорошими, чтобы компенсировать первых. Этот театральный вечер вызвал у меня депрессию.

Но не столько из-за постановки, которая была блестящей, смелой и новаторской в лучших традициях российского театра. В депрессию меня вогнала публика.

В конце спектакля они кричали браво и улюлюкали, как часто делают русские в конце опер и спектаклей, превращаясь в этот момент в итальянцев, что всегда удивляет и располагает.

Но перед этим творилось нечто страшное. Чтобы попасть в театр, пришлось пробиться сквозь огромную толпу. Потом, как это часто бывает в русских театрах, наши места оказались заняты другими людьми. Причем в этот раз они не выглядели такими кроткими, как бабушки, которые часто проделывают этот трюк - интересно, сколько они платят билетерам, чтобы их пускали, - но они безропотно ушли с мест.

В антракте выстроилась огромная очередь в буфет, где продавали несъедобную запотевшую рыбу и русский шоколад, и, что редкость для социальных мероприятий в России, не считая тех, что происходят в церкви, никакого алкоголя.

Когда мы вернулись на места, на них сидели новые люди. В этот раз они были упорнее.

"Это наши места", - сказал я.

"Нет, наши", - возразил один из незваных гостей.

"Будьте добры, покажите мне ваши билеты", - сказал я.

"Нет, это вы покажите".

К сожалению, билеты оказались у моей спутницы, которая застряла в еще более громадной очереди в туалет. К тому времени, когда она вернулась, известные мне на русском языке аргументы, которые не являлись бы прямым вызовом на драку, у меня иссякли.

Мы показали им билеты, но они не сдавались. "Мы стояли в первом акте, - заявил один из них. - Теперь ваша очередь стоять".

В итоге, когда свет погас, нам на помощь пришел билетер. Самозванцы скрылись с места действия, бормоча под нос нелестные высказывания об американцах.

Почему меня так расстроил этот обычный поход в российский театр? Частично, потому что эта борьба в стиле "человек человеку волк", которой является жизнь в России, проникла даже в храм культуры. Может быть, потому что этот захват мест символизировал глубинную российскую болезнь - неуважение к частной собственности и эгалитаризм.

Однако главным образом дело состоит в том, что это стало для меня основным разочарованием за время жизни в Москве: то, что многие люди в этом городе, с которыми надеешься найти что-то общее за счет единства интересов и взглядов, оказываются невыносимы в общении.

Несмотря на выражаемую на словах приверженность правам человека и тому подобное, российские интеллигенты - это часто вздорные, холодные и резкие люди, с которыми гораздо менее приятно иметь дело, чем с бизнесменами, каким бы неправедным путем они ни нажили свои богатства.