Иностранная пресса о России и не только

Это судьба демагогов - в финале стать похожими на свои карикатуры. Берлускони не помнит последней, но это "Кайман". Человек, обладающий властью, загнан в угол, его переполняет гнев, он решает превратить свое возможное поражение в национальную трагедию. Это очень опасный персонаж. Даже не посмотрев этого фильма, премьер повторяет последнюю сцену фильма Моретти (речь идет о вышедшем 24 марта на экраны фильме итальянского режиссера Нанни Моретти "Кайман" - таким прозвищем Берлускони называют его противники. Фильм, критикующий как самого Берлускони, так и его оппонентов, еще до выхода в прокат наделал в Италии много шума, а сам премьер заявил, что не собирается его смотреть. - Прим. ред.): он призывает к саботажу и бежит, преследуемый пламенем социального пожара, о котором он и говорил. Разница не в сценарии, а в чувствах, которые фильм вызывает у публики. Настоящий Берлускони вызывает большую тревогу, чем то, что зритель видит на экране. Эмоции, чувства и раздражение являются главными чертами этой предвыборной кампании.

Все более широкие слои общественности начинают бояться побежденного Берлускони и задаются вопросом: согласится ли он отказаться от власти?

Сильвио Берлускони уже давно перестал говорить о политике, он оставил эту тему другим, как будто бы он уже не надеется никого убедить и потому взывает лишь к чувствам. Но, к сожалению, это лишь одно чувство - страх. В этом он еще силен. Когда ему нечего было сказать людям, а это случалось довольно часто, ему всегда удавалось передать словами то, что он чувствовал. Это его главный талант.

Во времена вхождения во власть он излучал чувство уверенности, оптимизма, надежды и стремления к успеху. Все это требовалось Италии после завершения скандала о взятках. Речь шла не о простом, холодном политическом расчете с призывами и лозунгами, соответствовавшими настроениям общественности. Но это не очень хорошо сработало. Берлускони испытывал эти чувства, но это были его личные чувства.

На протяжении нескольких месяцев Берлускони находится во власти беспредельного страха, чувства потери, ощущения провала и бессилия. Он реагирует как самовлюбленный человек, с отрицанием, гневом, с оскорблениями. Для народа популизм всегда заканчивается презрением. Оно переполняет нынешнего Берлускони - он способен лишь на то, чтобы при любом удобном случае, даже пытаясь выдавить из себя улыбку и сохраняя мечтательный образ, раздавать обещания. Палец, указывающий на зрителя в конце сделанного заявления, после обещания отменить ICI (Imposta Comunale sugli Immobili, муниципальный налог на недвижимость. - Прим. ред.) и бог знает что еще, должен был стать жестом безопасности и доверия. Но зрители восприняли его так, как оно и было: как угрозу.

На протяжении многих недель этот перст указует на всех и вся. На соперников и на союзников, на прессу, итальянскую и зарубежную, на предпринимателей и судей. Позавчера он выступил против всего итальянского народа со своей самой гротескной политической угрозой: если вы за меня не проголосуете, значит, вы олухи. Естественно, даже он осознал, что совершил непростительную ошибку. И тогда он вернулся к старому репертуару, к "судьям-коммунистам", к мировому заговору, к фальсификациям на выборах, к коммунизму. Но больше никто не слышит эти слова, даже его избиратели. Все смотрят на выражение его лица, на жесты, и им передается чувство страха. Это мощное послание, "прожигающее" видеоизображение. Никогда раньше накануне выборов не было такой мрачной, такой тягостной обстановки, такого груза невыносимого напряжения.

Конкретных причин для таких настроений, если хорошенько подумать, не существует. Угроза победы левых сил должна вызывать смех. Левые центристы приходили к власти в Италии 10 лет назад, они управляли страной, не проводя обысков в домах, не устраивая водопоя для лошадей на площади Святого Петра. Они даже позволили еще больше обогатиться самому состоятельному человеку в стране, с облегчением узнавали о прекращении многих процессов в отношении Берлускони, о его преступлениях, утративших актуальность в связи с истечением срока давности, они не устраивали заговоров с участием химерических "судей-коммунистов".

Они переборщили с честной игрой. Из страха, что любое их действие может быть воспринято как вендетта, левые центристы не стали доводить до конца принятие священного закона о конфликте интересов, о необходимой либерализации системы телевидения и соответствующей реформы того, что сегодня является самой классовой системой правосудия на Западе. Всем итальянцам, включая и Берлускони, нет причин бояться нового правительства Проди, и большинство, похоже, не тревожится по поводу победы левых центристов. Все большая часть общества, и не только левые, начинают испытывать страх перед побежденным Берлускони. Люди опасаются того, как человек в таком психологическом состоянии, обладающий большой властью, привыкший ею пользоваться, может отреагировать на события вечером 11 апреля. Будет ли он готов "освободить" себя от итальянцев, как пишет Economist? Согласится ли он уйти из власти, как нормальный демократический политик?

Эта тревога ощущается на протяжении всего фильма и особенно в его мрачном финале. Это чувство может показаться чрезмерным, но не безосновательным. Из многих сновидений от берлускианской авантюры в финале остается лишь этот маленький кошмар: удар каймана хвостом.