Иностранная пресса о России и не только

1968 год занимает в моей жизни особое место. Мне как раз исполнилось 24 года, я был новоиспеченным морским пехотинцем, когда мое подразделение направили в Тонкинский залив.

Я помню, как нес вахту на передней палубе нашего корабля USS Grindley, смотрел на море и с мостика наблюдал прекрасные восходы и закаты.

Днем 26 февраля, когда мы оставили позади остров Мидуэй, вьетнамская действительность обрушилась на меня. Ко мне подошел офицер и спросил, есть ли у меня друг по фамилии Першинг. Я сразу понял, в чем дело. Пришлось сделать усилие, чтобы не закричать. Мне даже не нужно было читать телеграмму, чтобы понять, что Дик Першинг, мой друг детства и близкий спутник во время учебы в коллеже, был мертв.

В последующие четыре дня, пока мы пересекали Тихий океан, я с трудом мирился с мыслью, что никогда больше не увижу Першинга. Я чувствовал, что не только навсегда потерял незаменимого друга, но и лишился своей юношеской невинности, чувства неуязвимости и геройства, с которым молодые люди обычно идут на войну.

Когда мы подходили к вьетнамскому побережью, до нас дошло известие, что сенатор Юджин Маккарти вместе с группой студентов на праймериз в Нью-Гемпшире пошел против основ политического истеблишмента, открыто поставив под сомнение легитимность президентства Линдона Джонсона.

Несколько недель спустя мы узнали об убийстве правозащитника Мартина Лютера Кинга. Не нужно было большой фантазии, чтобы представить волнения во многих американских городах и понять, что политическая ситуация в Вашингтоне взрывоопасна. Шла война, причем не только в Индокитае, но и у нас на родине.

Спустя несколько месяцев, в течение которых мы искали рассеянных по Тонкинскому заливу американских солдат, мы отправились на родину. Корабль USS Grindley как раз взял курс на Калифорнию, когда сквозь треск бортового радио мы слушали победную речь Роберта Кеннеди, - и вдруг известие о выстрелах на кухне, последовавшая за этим суматоха. Рано утром на следующий день мы пришли в порт. Было 6 июня 1968 года - день, когда Роберт Кеннеди скончался.

Следующие выходные я провел прикованным к телевизору. Я помню, как меня поражал и раздражал тот факт, что одно место, где творится насилие, я сменил на другое. Насилие, которое охватило американское общество, подорвало наше доверие к политике.

В конце лета 1968 года я находится на базе ВМФ в Коронадо (Калифорния). Над нашим лагерем постоянно стоял грохот стартующих "Фантомов". В порт заходили и снова уходили суда, обеспечивавшие снабжение и перевозившие солдат-новобранцев. При этом мы ощущали, как в стране разрастается хаос. Я участвовал в этой войне и одновременно был сторонним наблюдателем. Моя веры была подвергнута серьезной проверке.

Спустя несколько недель я вернулся во Вьетнам, но на этот раз на войну, которая существенно отличалась от той, с которой я познакомился во время первого пребывания здесь. Мы оказались чужаками в запутанной войне между вьетнамцами. Многие местные союзники становились предателями, и противник наносил удары все беспощаднее. Враг был повсюду.

Мне до сих пор сложно описать смешанные чувства, которые владели мной тогда. С одной стороны, были тесные, надежные узы, которые воедино сплачивали нас, братьев по оружию, бойцов одного подразделения. С другой стороны, был гнев, гнев на политиков в Вашингтоне, которые сидели в безопасности, пытались сохранить лицо и посылали в зону смерти все новых солдат, главным образом чернокожих, цветных и бедняков.

Таков был Вьетнам: война, на которой наших детей неожиданно вырывали из спокойной американской повседневности и отправляли в мир снайперов, засад, ракетных ударов, минных полей и взрывов, а также мир бессонницы и смятения - бороться с врагом, который сначала стрелял из невидимого укрытия, а в следующее мгновение мог, улыбаясь, стоять рядом с нами.

Понимание я находил только у тех, кто лично разделил опыт этой войны, потерял друзей или братьев или видел, как родные возвращались домой калеками. Иногда я не мог избавиться от впечатления, что мы были единственными, кто тогда осознавал, что во Вьетнаме оказались несостоятельными не войска, а стратегия и политика Вашингтона.

После своего возвращения на родину я осел в Нью-Йорке, чтобы завершить военную службу в Бруклине. Что-то во мне стремилось забыть войну во Вьетнаме, я хотел начать новую жизнь. Но часть меня сопротивлялась, у меня было желание рассказать о своем опыте; я только не знал как.

В апреле 1969 года я получил сообщение, до боли похожее на то, которое я получил когда-то по дороге во Вьетнам. Дон Дроз, еще один мой близкий друг, во время операции на одной из рек попал в засаду и был убит. Читая телеграмму, я понял, что не могу больше ждать. Я должен был принять решение. В тот день я решил направить все свои силы и средства на одну цель: прекратить войну, пленником которой я стал.