Иностранная пресса о России и не только

Популярная русская поговорка гласит, что "аппетит приходит во время еды". Этот афоризм часто применяется к президенту Владимиру Путину, для которого выборы больше похожи на коронацию монарха, а не на переизбрание президента. В 1999 году, когда Путин стал преемником клана Ельцина, это был незаметный аппаратчик, главным качеством которого, с точки зрения его покровителей, была лояльность хозяевам даже после того, как они покинули свои посты.

Но его политические взгляды были загадкой. Как сказал перед президентскими выборами 2000 года известный журналист Сергей Пархоменко, кандидат напоминал азиатскую невесту, которая откроет лицо перед женихом только после свадьбы. Когда вуаль была поднята, Россия увидела лидера, политические взгляды которого оказались полной противоположностью взглядам его предшественника. Там, где Ельцин стремился освобождать, Путин вновь берет под контроль. Он восстановил контроль Кремля над национальным телевидением и выборами региональных губернаторов, уничтожил организованную политическую оппозицию.

По мере того как он поглощал все новые кусочки свободы эпохи Ельцина, аппетиты Путина росли. Одним из стимулов могло стать открытие, что силы, мешающие российскому флирту с авторитаризмом, - западные правительства, иностранные инвесторы, либеральные московские элиты - хранят молчание или даже выражают поддержку.

Поворотным пунктом стал осенний арест российского нефтяного барона Михаила Ходорковского. В напряженные месяцы, предшествовавшие аресту, многие задавались вопросом, осмелится ли президент посадить самого богатого российского бизнесмена. Ходорковский считал, и даже говорил мне, что Путину нелегко будет сделать последний шаг. С этим соглашались даже самые яростные его критики, предупреждавшие, что Кремль может отпугнуть западных инвесторов, которых обхаживал Ходорковский, и российских интеллектуалов, которых он финансировал. Путин решился, и оказалось, что оба оппонента были иллюзией.

Он также почувствовал, как выразился московский финансовый аналитик Билл Браудер, "вкус крови олигархов". Пока больше никого из олигархов не арестовали, но холодок в российском бизнес-сообществе ощутим. Один из олигархов, который хвастается своими личными связями с президентом, признался мне, что никогда не выходит из дома без авиабилета до Лондона и загранпаспорта.

Некоторые из нас спрашивают, что в этом плохого. В конце концов, Путин действительно популярен. Есть даже лирическая песня с припевом "Я хочу такого, как Путин". Его стремление к порядку после хаотической свободы эпохи Ельцина нравится многим, особенно тем, кто проиграл при переходе от коммунизма.

И может быть, самое важное то, что, стремясь восстановить государство и удалить олигархов, он нащупал две болевые точки эпохи Ельцина: опасный коллапс правительственной власти и чудовищную несправедливость процесса приватизации.

Многим западным инвесторам Путин тоже симпатичен. На российской бирже царит оживление, и западные финансовые менеджеры не устают повторять, что сильное популистское правительство без демократических изысков - это как раз то, что нужно России для дальнейших экономических реформ.

Проблема заключается в отсутствии гарантий того, что авторитаризм, в частности - путинской модели, окажется для России лучше, чем предшествовавший ему разгул плюрализма. Известный российский экономист Егор Гайдар отмечает, что приватизированные отрасли экономики, например, нефтяной бизнес, значительно опережают такие государственные монополии, как "Газпром", находящийся под жестким контролем Кремля. Он согласен с тем, что приватизация была безобразной и несправедливой, но частная собственность оказалась эффективной.

И хотя Путин понимает, что такое власть, мало признаков того, что он создает справедливую, основанную на жестких правилах структуру, дающую экономике возможность свободно развиваться. Путинские инструменты восстановления власти зависят от экономики, которая остается коррумпированной и подчиненной законам, применяемым по произволу.

Путину досталась страна с противоречивым и неполным законодательством, помесью советских и рыночных законов, по которым каждый бизнесмен является потенциальным преступником. Для экономики это плохо, но для Путина этот инструмент контроля жизненно необходим.

Михаил Фридман, олигарх, организовавший крупнейший иностранный инвестиционный проект в России, нефтяную сделку стоимостью 6,75 млрд долларов с BP, сказал мне, что такая традиция отношений человека с государством восходит к эпохе царизма.

"Карамзин (российский историк XVIII века) писал, что суровость российских законов компенсирует то, что их не обязательно исполнять. Государство устанавливает такие правила игры, при которых невозможно жить. Все как-то живут, но правила нарушают. И каждый чувствует себя преступником. Поэтому государству всегда легко".

Путин любит говорить о том, что хочет восстановить в России верховенство закона. Но в стране, где каждый является возможным преступником, подобный "порядок" менее справедлив и меньше способствует процветанию, чем хаос, на смену которому он приходит.