Иностранная пресса о России и не только

По мнению многих, покинув Белый дом, Джимми Картер проявил себя гораздо слабее, чем в те годы, когда находился у власти. Он рассказывает, почему он доволен годами своего президентства, как Буш эксплуатировал 11 сентября, почему Америка обязана своей независимостью Франции

В американских спецслужбах мало таких синекур, как работа телохранителя Джимми Картера. Приходится носить холодные наушники и ездить в машине с тонированными стеклами, но кому всерьез придет в голову атаковать самого порядочного человека, побывавшего в Белом доме на нашей памяти?

Куда бы ни направлялись Джордж Буш и Билл Клинтон, они окружены крепкими, всех подозревающими людьми, готовыми уложить любого, кто не так дохнет в их сторону. Но в Центре Картера, правозащитном институте в Атланте, безопасность представлена лишь охранниками у входа, которые рассказывают анекдоты в то время, когда их 80-летний босс работает в здании. Молодые исследователи в джинсах демонстрируют спокойное довольство людей, работа которых не противоречит их убеждениям.

В этой атмосфере возникает вопрос о том, как обращаться к Картеру. Бывших президентов принято называть "господин президент". Но будет ли это уместным в столь неформальной обстановке?

На самом деле, уместно: 39-й президент США - это человек, который всегда будет находиться где-то между простотой и величием. Одно из двух стереотипных суждений о нем сводится к тому, что он был слишком хорош для Белого дома, и его манеры остаются властными, может быть, в попытке опровергнуть это мнение. Его рабочее место выглядит копией Овального кабинета. Местоимение "мы" он использует прямо-таки по-королевски: "В свое время нам удалось удерживать страну в состоянии мира, - скажет он позже. - Наш послужной список был очень хорош".

Но на смену величию приходит лучезарная улыбка, когда он говорит о "Гнезде шершня", книге, которая недавно сделала его первым бывшим президентом, написавшим роман. "Вам знаком Патрик О'Брайан?" - спрашивает он в возбуждении, отчасти объясняющем его вдохновенный интерес к американской Войне за независимость. Я признаюсь, что не читал повести О'Брайана о морских путешествиях. "Я читал, - говорит он. - Я прочел их все, а теперь перечитываю".

Второй стереотип, связанный с Картером, называет его лучшим бывшим президентом Америки. В воспоминаниях о времени его администрации господствует 444-дневный кризис с заложниками в Иране, когда было похищено 66 американцев, 52 из них удерживали несколько месяцев, и восемь американских военнослужащих погибло в ходе неуклюжей операции по их спасению. Но в роли бывшего президента Картер может похвастаться дипломатическими достижениями в Северной Корее, на Ближнем Востоке, в Гаити и на Кубе, мониторингом выборов и Нобелевской премией мира.

Центр Картера, помимо работы по урегулированию конфликтов, способствовал почти полной ликвидации нескольких болезней современного мира. Недавно Картер нарушил правила поведения бывшего президента, атаковав Буша и Тони Блэра за вторжение в Ирак на основе "лжи и неверных интерпретаций" и набросившись на Джеба Буша за возможный провал очередных выборов во Флориде.

В свободное время он занимается живописью. Он своими руками делает мебель в деревне в штате Джорджия, где он родился в эпоху сегрегации. Он пишет стихи. В зависимости от того, кому вы верите, он либо уравнение со многими неизвестными, либо человек, изо всех сил стремящийся обеспечить себе место в истории.

Если последнее справедливо, я не уверен, что "Гнездо шершня" ему сильно поможет. 465-страничная история Пратта, жителя Филадельфии, которого заманили на Юг сражаться за дело Америки, утомительна и перегружена сексуальными сценами - смешными, вопреки желанию автора.

Но одна малоизвестная истина, связанная с революционной войной, появляется в романе и звучит сегодня парадоксом: Америка обязана своей независимостью французам.

"Я и не предполагал, что к тому моменту, когда книга уйдет в печать, Америка откажется есть так называемый картофель фри и тому подобные французские блюда, - говорит Картер. - Это абсурдный поворот. Мы не победили бы в войне, если бы не французы. Хотя французы делали это не из альтруизма, не из любви к Америке. Они помогали нам из-за своей ненависти к Великобритании".

Чем больше Картер говорит, тем больше он впадает в мягкий тон профессора, читающего лекцию об истории и опасностях текущего момента, и тем труднее становится согласиться с мыслью, что он был слишком хорош для президентства. Теперь, когда мы знаем, что бывает, если в Белом доме на смену симпатичному малому приходит мачо, порядочность Картера - его спокойный морализм, глубокая, но не демонстративная религиозность, прочный, как скала, брак с Розалин - представляются не непозволительной роскошью, а насущной необходимостью. (Кстати, если говорить о жесткости, то существуют манера и суть: к моменту прихода к власти Картер прослужил в армии дольше, чем любой другой президент XX века, за исключением Эйзенхауэра.)

Так почему же, по его мнению, американский электорат так жестоко наказал его за Иран, кризис, который не был его выбором, в котором погибло сравнительно мало американцев, хотя мнения по поводу гораздо худшей и, без сомнения, с большим количеством смертей, авантюры Буша в Ираке расходятся?

"На мой взгляд, главная причина в том, что 11 сентября наша страна пережила страшную атаку, и Джордж Буш искусно эксплуатирует эту атаку, в сознании многих американцев он превратил себя в героического главнокомандующего, сражающегося против глобальной угрозы Америке, - говорит Картер. - Он неоднократно разыгрывал эту карту, и с определенным успехом. Мне кажется, что успех рассеялся. Не знаю, правда, достаточно ли быстро он рассеивается, чтобы сказаться на выборах. Это мы скоро узнаем".

Похоже, горькая истина заключается в том, что неудачу в Иране восприняли так плохо именно потому, что Картер оказался настолько успешным в других отношениях - в сохранении мира, тогда как сегодня идет война.

"Когда армия воюет, премьер-министр или президент в одночасье превращается из администратора, занимающегося налогами, пособиями, здравоохранением и дорожным строительством, в главнокомандующего, - говорит он. - И становится просто непатриотичным называть действия Буша ошибочными, непродуманными или неверными. Прессу усмирили, так как она не хочет быть непатриотичной. Агрессивной журналистики нет. Трудно назвать крупное американское издание, которое было бы объективным, честным, сбалансированным и критиковало бы то, что заслуживает критики".

Еще одной проблемой статуса бывшего президента, похоже, является острота, с которой воспринимаешь изменения политики, сделанные преемником. "Долгие, утомительные переговоры о нераспространении ядерного оружия, которые вели Дуайт Эйзенхауэр, Джон Кеннеди, Никсон, я и Рейган, президент Буш похоронил", - вздыхает он.

Картер хвалит Керри, который "выставляет на всеобщее обозрение "ошибочность внешней политики Буша", но предупреждает, что он должен "продемонстрировать преемственность и свою силу как лидера. Это единственный совет, который я бы ему дал".

Картер отвергает критику своего президентства за мягкотелость перед лицом исламского терроризма, которая привела к расцвету нынешней "Аль-Каиды". "Не думаю, что эта оценка верна. Весь исламский мир осудил Иран. Сегодня из-за незаконного вторжения Буша и Блэра в Ирак и отсутствия попыток урегулировать палестинскую проблему мусульманские страны в массовом порядке осуждают США".

Но, наверное, тому, кто занимал в мире такое положение, трудно, когда многие по-прежнему считают, что после ухода из Белого дома ты добился большего. Раздражает ли его положение "лучшего из бывших президентов"? "Поначалу, может быть, и раздражало. Но я не сомневаюсь в том, что моя деятельность как бывшего президента заставит историков оглянуться и посмотреть на нашу администрацию более благосклонно. Мы отстаивали права человека, мы отстаивали свободу, мы отстаивали мир, мир между Израилем и Египтом" во время Кемп-Дэвида. "Но я люблю и другие дела. В апреле прошлого года я начал рисовать". Он улыбается при мысли о своей разнообразной жизни.

Но он далек от того, чтобы уйти на покой и навсегда обосноваться в родной деревне. "Я должен ехать в Гренаду". Он вскакивает со стула и удаляется в личный кабинет. Интервью окончено, и, уходя, к своему удивлению обнаруживаешь, что в какой-то мере проникся его горячностью: надеждами, связанными с истерзанной ураганами Гренадой, ностальгией по тем дням, когда худшим, что можно было сказать о президенте, было то, что он выглядит глупо, признавшись в страсти к женщине, не являющейся его женой.

Тем временем на улице самые счастливые охранники Америки прыгают, чтобы согреться. Их разговор идет о том, когда Картер соберется ехать в аэропорт. Но ошибкой было бы думать, что их беспокоят обязанности, которые им предстоит выполнять.

"Пойти поискать его?" - спрашивает один из них.

Его коллега пожимает плечами: "Он и сам знает, где стоит машина".