Иностранная пресса о России и не только

Люди, которые сожгли дом Валентины Басаргиной, пришли под покровом темноты - в три часа ночи. Их было трое. Все были одеты в камуфляжную форму и вооружены автоматами. У одного в руках была канистра с бензином, у всех на голове - маски.

Они вывели Басаргину и ее сына на улицу, разлили бензин по обеим их комнатам, рассказывают женщина и ее родственники. Один достал палку с намотанной на конце футболкой. Ткань смочили бензином.

"Это за того, который ушел", - сказал мужчина по-русски с заметным акцентом. Недавно исчез племянник Басаргиной: по мнению милиции, он присоединился к боевикам, немногочисленным, но продолжающим партизанскую борьбу за независимость Чечни от России.

Мужчина зажег факел и бросил его в дом. С шумом пронесся воздух, и дом охватило пламя.

По словам чеченцев, эти атаки, имевшие место в конце августа, связаны с активизацией попыток правительства по искоренению оставшихся очагов войны, которая с различной интенсивностью продолжается почти 15 лет.

С середины лета в ходе карательной кампании против семей, чьи сыновья подозреваются в поддержке повстанцев, было сожжено не менее дюжины домов, сообщают местные жители и правозащитные организации.

Одновременно с поджогами началась программа, поддержанная президентом Чечни Рамзаном Кадыровым, в рамках которой испуганных родителей боевиков заставляли появляться на телеэкране и умолять сыновей вернуться домой.

"Если ты не вернешься, я никогда не прощу тебя, - заявил недавно в таком выступлении отец одного из этих людей, Руслан Бачалов. - Я прощу человека, который тебя убьет".

"У меня нет другого выхода, - добавляет он. - Власти и президент требуют, чтобы я вернул сына домой".

Во всех случаях поджоги происходили по одному сценарию. Мужчины в форме и черных лыжных масках будили родственников. Затем их выгоняли на улицу и поджигали дома. Во многих случаях поджигатели открыто заявляли, что дома уничтожаются в наказание.

Поджоги имели место в целом ряде сел и городов, в том числе в Аллерое, Гелдагане, Хиди-Хуторе, Курчалое, Самашках, Шали, Шатое, Ники-Хите и Центорое. Это заставляет предполагать, что поджигатели располагали точной информацией и пользовались достаточной безнаказанностью, притом что в республике действует огромное количество милиционеров и военных.

Неудивительно, что преступники остаются безнаказанными, отвечают местные жители и правозащитники: похоже, что поджогами занимается как раз милиция.

Прокремлевское правительство Чечни заявляет, что ему ничего не известно о поджогах. "У нас нет информации о том, о чем вы говорите, поэтому мы помочь не можем", - заявил в ответ на запрос одного из журналистов пресс-секретарь Кадырова.

Этим летом в ряде государственных новостных программ в Чечне высокопоставленные чиновники открыто говорили о коллективной ответственности людей, чьи родственники присоединились к боевикам, и о коллективном наказании.

Передачи шли на чеченском языке, на котором говорит лишь малая часть жителей России и который едва ли понимает хоть кто-то из российских чиновников, работающих с правительством Кадырова.

В одной из программ Кадыров резко говорил о семьях, из которых молодые люди "уходят в лес" - этой местной идиомой обозначают вступление в ряды боевиков.

"Семьи, члены которых оказались в лесу, - соучастники преступления", - сказал он.

Муслим Хучиев, приближенный Кадырова и мэр Грозного, чеченской столицы, пошел еще дальше: "Сейчас мы не будем вести с вами диалога на основе законов этого государства, - сказал он. - Мы будем действовать по чеченским традициям".

"Зло, которое причиняют ваши родственники, ушедшие в лес, вернется к вам и в ваши дома, - добавил он. - Каждый из вас скоро ощутит его на своей шкуре".

В конце своего выступления по телевидению Хучиев заявил, что правительство не позволит родственникам хоронить убитых повстанцев. "Если мы обнаружим, что кто-то их хоронит, мы примем жесткие и жестокие меры в отношении этого человека", - предупредил он.

Насилие, к которому прибегали все стороны конфликта в Чечне и в ее окрестностях, стало одной из самых темных страниц в истории постсоветской России.

С момента начала войны в 1994 году Россия и ее местные союзники участвовали в бомбардировках и воздушных налетах на гражданские районы, вооруженных поголовных зачистках, в незаконных задержаниях, в пытках и убийствах. Были убиты десятки тысяч чеченцев, еще тысячи пропали без вести.

Насилие совершалось, по словам правозащитников, на фоне безразличия властей к критике и постоянной безнаказанности, которые были зафиксированы представителями правозащитных организаций и независимыми журналистами.

На прошлой неделе в своем последнем решении против России Европейский суд по правам человека указал, что российская армия без разбора обстреляла из орудий село Знаменское в 1999 году, убив по меньшей мере пятерых мирных жителей. Россия так и не провела серьезного расследования по факту того артиллерийского обстрела, установил суд.

Сепаратисты и банды уголовников, расплодившиеся в их правление, сами совершали многочисленные акты жестокости, в том числе убивали пророссийских чиновников и запугивали местных жителей, поддерживавших российскую власть.

Они также вели террористическую кампанию против мирных российских граждан. В частности, смертники организовывали взрывы в Чечне, в Москве, в авиалайнерах, производили массовые захваты заложников, в результате которых гибли сотни людей: так, в 2004 году в школе города Беслан погибли 186 детей.

Однако с 2005 года повстанцы утратили силу, и крупномасштабных операций в Чечне они не проводят.

В то время как сила и уверенность Кадырова росли, подконтрольные ему силы поглотили или разбили повстанцев в их бывших оплотах, в том числе в Грозном и других населенных пунктах на равнине. Многие боевики переметнулись на его сторону. Значительная часть оставшихся ушла в соседнюю Ингушетию, промосковское правительство которой отличается слабостью.

События этого лета, однако, четко показали, что движение повстанцев не исчезло и оно способно привлекать новых участников.

В ответ чеченское правительство, зная о верности семейным узам на Кавказе, стало оказывать давление на самое, как оно сочло, уязвимое место боевиков, начав преследовать их родственников.

По телевидению одна из матерей из Аргуна умоляла сына понять, какому нажиму она подвергается. "Ты должен помнить мои слова, - сказала она. - Ты на неправильном пути. Открой глаза! Все тебя простят. Не губи себя. Не губи нас!"

Насколько эффективным оказалось запугивание - вопрос спорный. Наталья Эстемирова, сотрудница частной российской правозащитной организации "Мемориал", имеющей отделение в Грозном, говорит, что молодые люди продолжают присоединяться к повстанцам, несмотря на угрозы. "Это как в Палестине, - говорит она. - Молодые ребята бегут в лес, даже если знают, что их родственники окажутся в опасности".

Возвращающимся повстанцам правительство в прошлом обычно предоставляло амнистию. Амнистия не касается подозреваемых в тяжких преступлениях.

Басаргина и ее родственники говорят, что семья не имеет связи с повстанцами, но милиция следит за ней с прошлого года.

До нападения Басаргина и 11 ее родственников жили вместе в нескольких небольших домах, обнесенных стеной. Сейчас все строения сильно пострадали от огня и непригодны для проживания.

По словам родственников, их проблемы начались после того, как в прошлом году некий боевик использовал в ходе нападения машину, раньше принадлежавшую племяннику Басаргиной. После боя ему удалось сбежать, но он бросил машину, и милиция установила, что автомобиль принадлежал племяннику женщины - 31-летнему Абубакару Муслиеву, отцу пятерых детей.

Муслиев продал машину задолго до тех событий, сказали в семье, но в милиции им не поверили. За последующий год Муслиева неоднократно вызывали в отделение милиции и несколько раз избивали, рассказывают родственники.

8 августа он исчез. По словам родственников, они не знают, куда он делся: подтвердить информацию о его занятиях невозможно.

После исчезновения, рассказали родственники, семья уведомила об этом прокуратуру, чтобы та помогла в поисках мужчины. Спустя неделю к ним домой пришел офицер милиции, рассказывает Нахапу Исламова, мать Муслиева.

"Он сказал: ваш сын не пропал, - рассказывает Исламова. - Он ушел в лес".

Затем милиция несколько раз приходила по ночам, явно намереваясь поймать его, рассказывает женщина. А 28 августа, говорит она, пришли трое вооруженных людей в масках, с факелом и бензином.